ТРИПТИХ
1.
Жест ускользания так забылся,
что ритмом починочным берега
зазвенели рядом с печалью,
структуру свою сообщив/затаив.
Все поспешают: с дырявым баком,
с корытом младенческим, с тишиной,
словно эта рухлядь дарами
окажется в душной озёрной близи.
Бьют металлическую посуду
за что? За согласие проржаветь:
душу – к молотку не приложишь,
иначе жестянщик вклепает её –
– в тьму дребезжащую, в звяк вклепает,
а ты из похожего вещества
столько раз выскальзывал словом,
что эту способность, как ночь, позабыл.
2.
Туман за шиворот лезет, означая
несамостоятельность перемен:
промозглость сидит на шее
у людей, чьи сердца смягчены.
Ни слова замыслов талых, ни движенья –
замри в безголосье часа;
как-нибудь прокормится без тебя,
где сомненья древесно молчат.
Какими соткана совесть сквозняками –
вслушайся в приливную немоту:
её продолжать ветвями
выбирает предзимье всего.
За счёт людской на приволье проживает
пространство: слова с шагами
тратит без зазрения тишины;
лишь деревья упрёк вшелестят.
3.
Отметин много – царапин, лучей,
ссадин, сказанных про всё:
они о прошедшем, а что будет – нельзя
колыбелить, вызнать, молчать.
Вот плоть безмерности, думай её
природный, надолго прояснённый покров;
золотящимся песком
можно и тебя оттереть.
Плечом и чувством задев баю-бай,
свесившееся из окна,
полночи сдираешь звуковые следы
с кожи мироздания чем –
Шуршите в нас, золотинки, представ
то звёздами в небе, то частицей «люблю»,
подходящей всем словам
сразу или ближе к утру.