Авторы Проекты Страница дежурного редактора Сетевые издания Литературные блоги Архив

Евгений Ракович

Стихи

 Бессмертная душа

 Голем

 11.02.2007

 09.04.2005

 02.10.2004

 12.07.2004

 19.01.2004


Евгений Ракович



РАЗГОВОР НОЧНЫХ ГОСТЕЙ

Благоухает запертая дверь. Ее страницы
Слиплись, но по ним течёт звонков
И шарканья задумчивого кровь и сок конвертов. Птицы
Сквозь эту кровь летят. И пролетают. Их кругов
Прибой – как мальчик с незнакомой головой – стоит не тает.

Печатей синих и сиреневых глаза так выцвели, что нам,
Когда мы смотрим в них, уже не ясно – в затылок может быть
Мы этим письмам запускаем взгляд. Он там присядет. По коврам
Ползёт. Пусть ползает – в письме не разогнёшься.
Приляг на дверь во сне. Откроется – проснёшься.



ПОСЛЕДНИЙ УЖИН

Жил на свете человекобомж.

Ему облик мама заказала
В ателье готовых рож.
Много лет прошло с тех пор, и вот, с вокзала
Он тележку с тряпками за талию ведёт.
Сядет-посидит. И побредёт.

Парк наброшен, как платок на клетку,
На холма старинную монетку.
Мертвые лежат на небе фонари,
Ноги вместе, руки изнутри.
Человекобомж тележку с тряпками толкает.
В луже темнота себя купает.
Себя купает в темноте собой.

Залезть со всеми горожанами зимой
Так жутко в это время в готовальню
Подвала своего или чужого спальню.

У бомжей глаза как у людей,
Только выше тянут нитку,
Мы потом взбираемся по ней
На неба послушную улитку.

Но есть ещё художники во сне,
Они макают кисти в спину мне.
А как умрут – макают в медяки
их глаз раскосые мешки.

О, горние дела, мне всё о вас известно!
Как тесно, тесно поднебесно!
На зеркало в ночной прихожей,
В небесные прихожие не вхожей,
По чёрной тверди парк стекает вешний.
Лицо светло. Глаза кромешны.

Их бывший свет, с боков заужен,
Приходит по окну на этот ужин,
И по щекам уродов-фонарей
Ведёт печати парковых полей.

Вот синева. Из глаз любимых
Стекает в фотографий спелых сливы.
Лежит пять лет, потом взлетает.
И больше не бывает.



КАМНИ

Когда я стану камнем, и камнями
Заговорю к камням на этом языке,
Оно в конце, как дверь меня откроет,
Заваленную моим мёртвым хламом.
Захлопнет за собой. И станем мы одно.

Пройдёт пять лет. И будут гости вечером шуметь.
И девочка моя зайдёт на кухню
Налить воды. Немного постоит.
И выйдет к ним на свет.

Я сам – и дом, и стулья на веранде,
И кто-то пьёт во мне на кухне в темноте.
Немного ждёт, и переходит в зал, и лампу зажигает.
И лампа зажигается во мне.

Это оно. Садится у стола и смотрит. Перед собой
За край веранды, где висят, сосновые иголки в паутине.
И вдруг я скрипнул дверью и оно, так вздрогнуло, что зыбью
Покрылась кожа жалкая его.
Тогда я дунул листьями в окно.

Из линий жизни на его ладонях
Я сплёл шнурок, и кончик опалил.
Чтоб был тугой тот сон, не разошёлся.
Не отпустил.

Оно руками шарит по столу,
Как крыша по небу, пока не схватит птицу,
Нащупывает пальцами страницу
По первому аккорду моему.

Оно за буквы держится губами,
Просунув голову в их злое вещество,
И быстро пишет на слепой бумаге:
Ты думаешь мне, Господи, смешно.