Александр Миронов

В предлагаемую подборку включены произведения Александра Миронова разных лет.

Проза и эссеистика А. Миронова — за единичными исключениями — никогда не издавались. К числу таких исключений относятся ответы на анкету о Блоке, появившиеся в машинописном журнале «Диалог» (1980/1981. № 3). Своими ответами А. Миронов опровергает схематизм любого анкетирования, переводя обсуждение заданных вопросов в иной регистр. Все другие тексты появляются в печати впервые.

«Гвозди нашей идеи» (1968) — предисловие к ненаписанному роману, созданное в эпоху Хеленуктизма. Медитация «Я хочу рассказать…» (1970) предвещает основные мотивы его позднейшей эссеистики. В написанном от третьего лица наброске <Предисловие> («В сущности, через все творче­ство А. Миронова…») (1975) обосновывается ряд тем, получивших разви­тие в его стихах второй половины 1970-х («Баллада о Флоре Словесной» и др.). Рассуждение «Родился в 1948 году…» (1977) содержит размышле­ния А. Миронова об отношении его поэзии к предшествующей поэтиче­ской традиции. Неопубликованное предисловие «Несколько слов…» (2000) относится к его книге «Избранное», вышедшей в 2002 году. При­мером литературного эпистолярия А. Миронова является неотправленное письмо (2004) к одному из авторов вступления к настоящей публикации. К концу 2000-х относятся три наброска автобиографии, отнюдь не повто­ряющие друг друга и обладающие несомненной ценностью, а также замет­ки о первых книгах и циклах — «Сборник».

Большинство ранних поэтических произведений — то же можно сказать и о стихах последних двух десятилетий — остаются в рукописи и практи­чески неизвестны. «Прогулка» (1975) была включена в один из машино­писных сборников — «Сочинения» (Л., 1988). Стихотворение «Слышишь, Господи, пусти!..» (1987) создано накануне перехода к новой поэтике и тематике; стихотворение «Мюриэль: Ален Рене» (1990) должно было до­полнить цикл «Кинематограф». Два стихотворения 2004 года — «Ода лю­минесцентному свету» и «“Вчера было вчера”…» — должны были войти в книгу «Без огня» (М., 2009), но по необъяснимому стечению обстоятельств в нее не попали, о чем автор не раз сожалел.

Заключающее подборку стихотворение «Светился красным изнутри…» написано едва достигшим 17-летия поэтом. В этом стихотворении уже про­ступают черты той поэтики, которая и определяет своеобразие поэзии А. Миронова.

Николай И. Николаев, Владимир Эрль

Александр Миронов

СТИХИ

ПРОГУЛКА

                                               С.H.

Завтра будет как в могиле сыро,
как нести мне эллинскую грусть?
помянув о молоке и сыре,
я походочкой ирландскою пройдусь
по дорожке от печали синей
в Парголово, где хоронят С.
Черный гроб висит на пуповине
Бедный Йорик, близорукий Джеймс.
Так и здесь в чухонском Петербурге,
увидав харонову ладью,
над культурой немца или турки
я слезу последнюю пролью.
Век титанов кончился. О, малость!
Что за красота на полчаса?
Но воспоминание осталось,
и конечно, сыр. И колбаса.
1975

* * *
                                               М.К.

слышишь, Господи, пусти!
надоело бред нести:
я хочу играть «туше».
что мне делать, если же
ни оружия в душе
нет, ни жала во плоти.
в мухоловке я — не царь.
пусть другой откроет ларь
(если только он закрыт).
пусть забудет страх и стыд:
слово божие вживит
в наш задрипанный словарь.
да, да, да, и нет, нет, нет:
что вернуть — что взять билет:
я хочу играть «туше».
стыдно, Господи, уже,
с косным пафосом в душе
твой «талант» в чулке хранить.

1987, март

Мне было семь иль восемь…
Помню лето.
Папаша научил меня магнето.
Движок вращался,
и в больной висок
слегка кусал меня электрошок.
Потом Париж. Смерть мамы. Интернат…
Призыв… И много много божоле…
Папа в то время окосел в умат,
торчал, как сволочь, на пиаф-пиаф,
крутился и вращался на игле…
…С тех пор испробовал я много трав,
но вот одна…
Она была мила.
Ее насиловали с четырех сторон,
какой моро—денев она была.
Я отказался. Выпил. Вышел вон.
Они втыкали в грудь ее окурки…
Они ее пытали… Вот, придурки!
Они ей дали легкого вина,
и дурочка уже не ощущала боли…
И вот конец войне. Все. Все и я на воле.
Опять Париж. И все-таки вина
на мне висит как черный алкоголь.
Де Голль был прав. Да здравствует де Голль,
фратерните и темный темный эль!
 …Опять ты мне приснилась Мюриэль…
1990

(с заговариваниями) [1]

Всю жизнь, казалось, я провел
При люминесцентном свете.
Вот лампа вся сгорела, вот
брожу, ищу, как идиот,
простой электросвет яичный,
который Лосев2 неприличным
именовал, богопротивным
светам невидимым, активным —
и — нелюдимым… А люминесцентный
свет вовсе одинокий, безакцентный. …
И вот ищу я лампу, пусть обычную,
но не такую уж вовсе неприличную.
Корея и Китай — России нет.
Должно быть, есть «китайская америка»,
но на нее у мя и денег нет.
Что остается? Судорога, истерика?
Избави, Бог. Ах, вот она — пятьсот
и с гаком, но рублей — не тубриков,
Люминесцентная. «Экономична и практична. Вот,
пожалуйста… у вас есть десять рубликов?»
Я рад. Ведь все китайские сгорят
дней через пять, а эта будет вечная,
и родина ее Россия — Мать.
Не помню и не буду вспоминать
кто — где — ее родня, в каком уезде…
иное — суть: теперь мы будем вместе.
(Да, нудно, я забыл сказать,
ведь лампочка домашняя
сгорела, финская, опять,
но теплая, вчерашняя
и «электрическая» — да,
как трудно говорить-то нам…
Вот Ницше произнес: «Сезам!»,
а все кругом вернулись в нищие.
Сверхчеловека нет и нет:
должно быть, то — иллюзия,
а вдруг люминесцентный свет —
интенция его, поллюция,
позиция — хотя бы так…
сверхчеловека. Был он, будет, есть.
Но нет, не «три» — иная взвесь:
два и один, теперь — один,
еще один, как господин
канар и кенарей…) Все — прочь.
Вот свет, и он минует ночь:
последний, вечный, как Господь случайный…
Нет, Лосев, он неотразим
совсем и вовсе — он необычайный,
а не обычный: страшный, бледный свет.
Иных уж нет, а ангелы далече. —
Их пепельная связь не так проста,
как пепел — свет, спадающий на плечи,
разъевший все лицо, украсивший уста
известкою потусторонней речи…
Вот эту лампочку я и купил:
ведь мне положено читать-писать,
ах да, настольная или напольная
теперь совсем, уж, вовсе не подпольная, хотя…
Но этот свет — его не взять рукою,
да и сам он не обнимет
как электрический желток — рекою,
нет, светит изнутри как ять
сознания, где нет покою,
и даже там, где был уют,
все мертвецы во строй встают,
нанизаны на светоось,
кто с кем был застан, с кем пришлось…
О страшный свет, о мертвый свет!
А ведь источник тот же самый,
что у полуживого, Господи,
— какой-нибудь чубайс? Он — самый,
двоящий, мертвый, жалкий свет.
(Убить его? — О, нет, о, нет!
он только маленький кузнечик,
ну что? — почти как человечек
с магнето связанный, и — все,
амбивалентное то-се…
Ах, электрический Сосо!)
Еще длиннее иль короче:
ночи мои коротают дни,
эти — не превозмогут ночи,
но свет-то какой, ты взгляни, ты взгляни!
Сразу любой хлев станет: твой, отчий.
4 января 2004

* * *

                                               Т. Горичевой

«Вчера было вчера» —
слышал я невзначай
и сразу вспомнил несчастного Кьеркегора,
«Несчастнейшего».
Меж временем пил я чай,
мертвый голубь меж рам очутился скоро
(к беде, кончине моей? Сих знаков я не знаток)
жена извлекла его: сизый такой голубок
с проседью. Когда это было? — Вчера?
Вчера ведь не было. Завтра?
О, ужас! — Завтра? Сегодня? Сегодня я чаю попил с утра
И плюнул на пол: высохнет — что там!
Есть поважнее… Что? — ну вот, работа
Думать, чем «вчера было вчера».
Отлично, к примеру от «вчера было вчера»,
а завтра, конечно, уже не будет завтра
другое должно быть слово. — Сегодня? — Нет, я не вор
и вовсе не так несчастен, как Кьеркегор.
Этот голубь, этот убогий чай —
так себе, между временем: здравствуй, прости, прощай.
Люблю, убью, брошу в угол носки,
помолюсь Господу от тоски:
Избавь от уныния вечного — вдруг я Духа хулил?
Когда это было? Всегда?
Склероз, наверное, да? Вот почему я забыл
это вчера, которое было вчера.
Каяться, Боже? Да лучше я съем таракана,
ползущего по стене, не из гордыни, а просто так, —
каяться нужно сегодня, —
не промеж времени, — только… вот здесь и сейчас.
Где же носок? Ну помилуй, помилуй, помилуй, —
это вчера я твердил? Или завтра смогу повторить?
Три я нашел. Три носка. Чудо!!!
Дай мне, Господи, сил надвое трое надеть
и меж временем время тихонько избыть3
14 января 2004

* * *

Светился красным изнутри
и был необратим как казнь
то был не ты — совсем не ты
а просто — красный — как приказ
росли мигая фонари —
сорвать бы бросить растоптать
светился красным изнутри
и был неуязвим как сталь
среди полночной суеты
кого в бессонницу облек?
светился красным изнутри
и был невозмутим как Бог
>5 апреля 1965

Публикация Н.И. Николаева и В.И. Эрля

_________________________________________________

1) Набросок авторского примечания к этому стихотворе­нию: «Люминесцентный свет — это “свечение”, а не “освещение”. Потому у детей и портится зрение от него. Эта “экономия” обходится дорого. Вспомнить: газовый свет (Хичкок) — то же самое, притом в самом названии сквозит подсознательный ужас перед этим “светом” — “не-светом”: газовый Свет (Г. Гарбо)». В наброске при­мечания имеется в виду фильм «Газовый свет» режиссе­ра Дж. Кьюкора (1944); в главной роли — Ингрид Бер­гман. — Н.И., В.Э.
2) А.Ф. Лосев. «Диалектика мифа». — Примеч. А. Миронова.
3) Примеч. А. Миронова: «“Несчастнейший” — название трактата Кьекегора (в переводе Ганзен), альманах “Се­верные цветы”, изд-во Маркса, г. 1910—11?». — Имеется в виду: Керкегор С. Несчастнейший / Пер. Ю. Балтру­шайтиса // Северные сборники. СПб.: Шиповник, 1908. Кн. 4. С. 25—45. — Н.Н., В.Э.

Опубл.:  „Новое литературное обозрение“ № 106, 2010 http://www.nlobooks.ru/rus/magazines/nlo/196/2072/2091/