Авторы Проекты Страница дежурного редактора Сетевые издания Литературные блоги Архив

Некоторое
количество
разговоров

Ольга Мартынова

О МУЗЫКЕ ГАГАКУ. ПОВЕСТВОВАТЕЛЬ, ЧИТАТЕЛЬ И ИХ ЧИТАТЕЛИ

ВЕНЕЦИЯ В СМЕРТИ

О МАНДЕЛЬШТАМЕ

О Гейдельберге

О Миронове

Об Эльге Львовне

"О бутылке"

Стихотворение: дерево ночью в грозу, освещенное молнией

С небес в наказанье на землю поверженный...

СТИХОТВОРЕНИЕ: ДЕРЕВО НОЧЬЮ В ГРОЗУ, ОСВЕЩЕННОЕ МОЛНИЕЙ

Для меня это выглядит так:  Пастернак, написав «Весна, достать чернил плакать...», продолжал писать свои остальные стихи, становящиеся все скучнее, а потом и назидательнее, и прозу, про которую можно (и нужно) сказать то же самое, только для того, чтобы сохранить «для вечности» февраль навзрыд, ну, может быть, еще венецианку. Потому что без «Д. Ж.», без «дай запру я твою красоту», без толщи всего остального, никто бы не помнил этот февраль, эту пролетку. Но если из моего сознания убрать это стихотворение (всего остального Пастернака я отдам хоть за «Курочку Рябу»), мое сознание разлетится, обрушится и должно будет сложиться заново: и оно примет совершенно другие очертания. У Мандельштама таких стихов очень много. А у Ходасевича – «Я, я, я...».

У Ахматовой — это ранние стихи. Самые глупые — и устрицы во льду, и руки под вуалью, которых она даже потом стеснялась («У всех нас есть свой Муля», сказала она по этому поводу Раневской, которая, в свою очередь, стеснялась роли с Мулей). Я, в сущности, не так давно смогла внутренне понять, увидеть, что поздние стихи Ахматовой – хорошие, что «Поэма без героя» написана отличными стихами. Но они не приводят к тому мгновенному преображению мира, к которому приводят ее ранние стихи. Вообще это то, что отличает стихи, без которых я не могу представить себя, от тех, без которых могу. Мгновенное преображение мира. То есть сознание формируется под влиянием этих вспышек. Мне кажется, с возрастом притупляется способность на это реагировать. И человек начинает оценивать стихи более «объективно». Можно было бы предположить, что с возрастом притупляется способность такие стихи создавать, но нет, у Мандельштама их чем дальше, тем больше. Да и пример с Ходасевичем это опровергает.

Это же касается и стихов «моих современников», их голосов. Они или вызывают это чувство мгновенного преображения мира — или нет. Я могу их «объективно» оценивать – они могут быть хуже или лучше, могут быть очень хорошими, тонкими, звучащими, остроумными – но в конечном счете все эти объективные оценки ничего не стоят. Потому что или стихотворение вызывает этот мгновенный взрыв — или нет.

Я только что написала (по-немецки) статью про «шестьсот поэтов», то есть я воспользовалась этим выражением Дмитрия Кузьмина для иллюстрации того, что русская поэзия – в отличие от прозы, которой я посвятила предыдущую статью – необыкновенна богата, разнообразна, во всех поколениях может предъявить много отличных поэтов. И я, действительно, очень далека от того, чтобы спорить с Кузьминым с позиций иерархий, первых поэтов и гамбургских счетoв и гамбургских счётов — счетных боксерских костяшек. Развитая зрелая поэзия может и должна предъявлять очень много разных поэтов и стихов. Но самая последняя правда состоит в том, что к этой мгновенной вспышке по-прежнему приводят очень и очень немногие стихи.

Ольга Мартынова