Авторы Проекты Страница дежурного редактора Сетевые издания Литературные блоги Архив

Валерий Шубинский

Стихи

Новые стихи (17.10.2015)

Новые стихи (20.09.2014)

Новые стихи (30.11.2013)

Новые стихи (29.04.2013)

С луной и без луны

19.03.2012

Одно летнее и три зимних стихотворения

CIRCUS

Стихи 2009-2010 гг.

18.07.2009

20.07.2008

25.04.2007

25.05.2006

09.04.2005

4.04.2004

14.07.2003

16.09.2002

Стихи 1998-2000 гг.

Стихи 1984-1993 гг.

Имена немых

О стихах

Не о дереве, а о лесе

ПИСЬМО К КРИТИКУ В. Г. Бондаренко по поводу его биографии И. А. Бродского

Имярек, или Человек (с) изнанки (О Сергее Чудакове)

Слух и речь (обзор журнальных стихотворных подборок 2013 г.)

Открытый голос (об Алле Горбуновой)

Неприятные стихи, или О докторе Хайде профессора Максимова

СЛОВА И НЕ-СЛОВА (о двух новых книгах Игоря Булатовского)

ЖИЗНЬ ДРУГИХ ОБЭРИУТОВ (О Климентии Минце и Александре Разумовском)

ДИКАЯ МУЗЫКА

ПЕТРОВ: ВОКРУГ ГЛАВНОГО

ФИЗИКА ТОНКИХ ПРОСТРАНСТВ (о новой книге Алексея Порвина)

ЗАСЛОВЬЕ (о новой книге Александра Белякова)

РОЗУМЬ (о стихах Натальи Горбаневской)

О ТОМ, ЧТО СДЕЛАЛ ВОЗДУХ

МОЙ ДРУГ - ДУРАК (о стихах Павла Зальцмана)

Две вечности Сергея Стратановского

В лучащихся адах

Стиляга и леди

Дурацкая машкера

Сад невозможной встречи

Век неизвестного металла?

об Алексее Порвине

об Илье Кучерове

об Александре Миронове

Во мне конец/во мне начало

Дорогая простота

Изобилие и точность

ОБЪЕКТИВНОСТЬ И ОБЪЕКТ

ПОСЛЕДНИЙ ПОЭТ

ВЕЩИ И ОСКОЛКИ

ЧЕТЫРЕХУГОЛЬНИК

ПОСЛЕДНЯЯ БИТВА

Привет из Ленинграда (в связи со смертью Михаила Генделева)

Вновь я посетил

Два голоса

Рецензия на книгу Игоря Булатовского «Карантин»

Игроки и игралища

АРОНЗОН: РОЖДЕНИЕ КАНОНА (о двухтомнике Леонида Аронзона)

ПРОШЛОЕ - НАСТОЯЩЕЕ - БУДУЩЕЕ? (о книге В. Кулакова "Постфактум. Книга о стихах")

"Абсолютный дворник"

Неуязвимый (Обзор новых книг об О. Мандельштаме)

Рецензия на книгу Ивана Жданова «Воздух и ветер»

От Обводного до Грибоедовского
(о ленинградских ЛИТО 1980-х)


Плавание к началу времен
Алексей Цветков. "Шекспир отдыхает".

Два голоса
(рецензия на книги стихов П.Барсковой и М.Гейде)


Внутри мелодии.
Игорь Булатовский
"Полуостров"


Наше необщее
вчера


Утопия свободы
и утопия культуры


Олег Чухонцев.
Фифи-а"


Андрей Поляков
«Для тех, кто спит».


Дмитрий Бобышев
«Знакомства слов»


В движении.
О стихах О. Юрьева


Александр Миронов,
Избранное.


Вертикаль и
горизонталь


Сергей Вольф,
"Розовощекий павлин"


Алексей Цветков
"Дивно молвить"


Садовник и сад
(О поэзии Е. Шварц)


В эпоху поздней бронзы

Сергей Стратановский
"Тьма дневная"


Сад невозможной встречи

Смерть Александра Миронова, может быть, не стала большой неожиданностью даже для тех, кто не был знаком с ним лично, не видел его в последние годы, не знал о его многолетних болезненности и затворничестве.

И дело, пожалуй, в самих стихах. Поэзия Миронова – это беспредельная одержимость, всецелая пронзенность, полная уязвимость самыми искусительными и опасными из стихий. Защититься от них, хоть отчасти, до поры, ему удавалось: в шестидесятых – обэриутским / хеленуктским алогизмом; в семидесятых – восьмидесятых, лучшую для себя пору, – самой музыкой русского стиха, культурой, полностью превратившейся в интонацию и в мелодию; в девяностых – безумной афористичностью. И только в последнее десятилетие в последней прижизненной книге поэт отказался от всякой защиты. Путь, смертельно опасный не только для дара поэта, но и для его души, да и для тела. Зная, как немного уже у него сил, поэт окончательно подставил себя говорящей изнутри бездне:

        Я как вор ныряю в норы,
       Словно лис, укравший кур –
       Мне законы и позоры
       Там, как дыр и убещур.
       Но и там в норе, однако,
       Светят черви Зодиака.
       Всё червиво, так червиво:
       Молния легла на жниво,
       Всё хотела, но сожгла…


В последний раз я видел Миронова, мельком, на панихиде по Елене Шварц. Я думаю, что ни с одним поэтом своего поколения Шварц на какой-то глубине не была связана так тесно. Дело и в масштабе дара, и в его характере. Но Шварц и Миронов – это как будто две стороны одной сущности, ее полюса. Это относится и к их поэтике (рационалистическое визионерство Шварц – ассоциативная структура большинства стихотворений Миронова), и к мироощущению. Они должны были уйти одновременно, удвоив наше горе и скрепив свое братство тождеством годов рождения и смерти.

Дружба поэтов началась со стихотворения Миронова «Концерт для Психеи-sphinx» (1979), написанного под впечатлением от поэзии Шварц (лично они, как это ни странно в тогдашнем «неофициальном» Ленинграде, к тому времени знакомы не были). Но это стихи не столько о ней, «бабочке смышленой», сколько о себе самом. Автопортрет вместо портрета:

       Она познала не из книг,
       Что тайна смерти там, где похоть
       Сбирается в отверстый миг
       И вмиг кончается Эпохой.
       Из разложившихся останков
       Потом наделает духов,
       Дабы времен на полустанках
       Пленять военных женихов
       И, провожая снова в бой,
       Дарить их шанкром и собой.


Между этими взаимопереходящими безднами – смертью, похотью, верхней бездной, Богом, – и пустил поэт плавать свой дух. Вихрь, в котором не оставалось места ничему обыденному и «правильному». И пусть никого не смущает «борхесианское» щегольство. Под ним, как вериги под надушенным светским костюмом, таится пьяный «духовный человек» – хлыст, с последней серьезностью принимающий любой рыкающий зов из тьмы.

Нам остались десятки стихотворений, прекрасных, пусть и чуть-чуть болезненной красотой. Их можно цитировать бесконечно:

       …сколько времени прошло веков минут
       как вошел в меня и душит чей-то блуд


       в каждый уд вошел и в ах и в ох и в кхе
       отпечатался бельмом на языке


       без движенья но в оргазме и в петле
       замер он на полуслове на игле


       и ни встать ему ни сесть ему ни лечь
       вдруг умрешь впотьмах и превратишься в речь


Исход – таков? Может быть. В речь Миронов превратился уже при жизни, только она об этом еще не знает. А может быть, и знает уже. Что до души, бесстрашной души поэта, то ей – уже по моей личной вере – отдадут, скажем, планету. Странно представить себе, какие там будут звери и деревья («Звери – цветы, деревья – свечи… – Сад невозможной встречи»). Планета будет, конечно, соприкасаться орбитами и с планетой автора «Лавинии» и – думаю – с планетой старшего друга, о котором Миронов говорил во время единственной моей с ним неформальной беседы, за столом у Шварц, кстати: Леонида Аронзона.

Целая, и огромная, эпоха русской поэзии уходит от нас. Дай нам Бог быть хоть отчасти достойными тех, кого мы хороним.

Валерий Шубинский

Опубл.: OpensSpace