Выпуск сорок шестой от 19 мaртa 2012 г.
Михаил Айзенберг (Москва)
Не будильник поставлен на шесть...
Двор сверкает антрацитом...
Валерий Шубинский (Петербург)
ГОРА
Елена Сунцова (Нью-Йорк)
Сквозь перья и духи...
Линор Горалик (Москва)
Смертинька, Смертинька, кто твоя бабушка?..
Михаил Айзенберг
* * *
Не будильник поставлен на шесть,
а колотится сердце быстрей.
Темнота отливает, как шерсть
у бегущих бесшумных зверей,
и запутаться в этой шерсти
на излете ночном, как в стогу
потеряться — себя не найти.
Потеряюсь — найти не смогу.
Так ли светит последняя ночь?
На отметах бесследных ее,
без возврата метнувшихся прочь,
не такое блестит забытье?
Это новая тень — я не прав?
неизбежных приказов черёд,
так и старости длинный рукав
заворачиваться начнет,
как она поднимает к шести,
принимаясь на мерзлом снегу
разговором железным скрести,
сахарку говорить, сахарку.
* * *
Двор сверкает антрацитом.
От границы до межи
темный блеск его просыпан.
В землю воткнуты ножи.
Скачут кони из орешин.
На земле блестит слюда.
Мы еще земли нарежем,
раз никем не занята.
Из-под пятницы суббота.
Позади попятный двор.
За полгода два привода.
Кто не спрятался, не вор.
Не один в потешных войнах
изменился на глазах.
Кто ты? Часом не разбойник?
Или родом не казак?
Ножевой бросок небрежный,
нитка тонкая слюны
не такой уже потешной
дожидаются войны.
В темноте таится недруг,
непонятен и жесток,
он стоит ногами в недрах
и рогами на восток.
Или детство видит скверно,
цепко в памяти держа
что-то острое, наверно,
если режет без ножа.
Валерий Шубинский
ГОРА
они возвращались с катальной горы
где шли над губами сухие пары
и музычка цвела под шатрами
и горела гора над горами
летели оттуда кто хочет во мрак
на льдянках полозьях ученых ветрах
и на бубликах плоских и полых
и шершавых на длинных распорах
взлетали на миг по канатным лучам
и падали вниз и спросите о чем
музычка цвела все пьянее
и река в полыньях и за нею
наверх не возьмут но хотя бы раек
оттуда смотрели как воздуху йок
они-то уже проиграли
но над ними гора над горами
и можно упасть ну и смех ну и страх
на синих санях облученных ветрах
или наскоро вверх на канате
они еще дети и тяти
на пятые сутки слипался снежок
над каждым шатром колебался флажок
возвращались и все возвращалось
зима никогда не кончалась
Елена Сунцова
***
Ирине Глебовой
Сквозь перья и духи
просвечивает та
воспетая — стихи —
святая пустота.
Просвечивает сквозь
пустую букву «ю»
любовь, тоска, авось —
отдам и утаю.
Любовь идёт, неся
и перья, и духи,
и полумесяц «я» —
помои требухи.
Скорей, скорей, скорей,
ты — выдуман и слеп —
из верных сыновей
ты — раб, ты — чернь, ты — серп.
Лети, огонь свечи,
пещерное ау,
светите, кирпичи,
бессонному уму,
отваживаясь петь,
допеть — и снова пасть
туда, где ер, где ферт
и ять.
Линор Горалик
* * *.
— Смертинька, Смертинька, кто твоя бабушка?
— Вечная воля Твоя. Вяжет из лыка удавки, голубушка,
давит винцо из тряпья.
— Смертинька, Смертинька, что твои сказочки?
— Темные лясы Твои. Точат и точат несладкие косточки
тех, кто лежит в забытьи.
— Смертинька, Смертинька, где твои варежки?
— В темном притворе Твоем. Трогают, трогают медные денежки
под золоченым тряпьем.
— Смертинька, Смертинька, что твои саночки?
— Слов Твоих скользкая суть. Вон как летят по раздавленной улочке,
ищут, кого полоснуть.
— Смертинька, я ж тебе был вроде крестного!
Ты меня этак за что?
— Дядя! Я так, повторяю за взрослыми.
...Где ж мои варежки-то?
|